[…] В эти рассказы о 50% и о «полном возе» могут поверить только гринго (поэтому дела у них во всём идут так же, как и в международной политике). Давайте! Продолжайте в том же духе! Их тактика — повторять большую ложь, пока она не превратится в правду. Они опять ошибутся, и опять, как в январе, всё у них обрушится. Не хватает только подуть чуть-чуть…
Добро. Привет и пары хороших легких.
P.S., говорящий «нет». Не обращайте внимания на издателей. Не обращайте внимания на дрессировщиков. Не обращайте внимания на телевидение. Не обращайте внимания на радио. Не обломайтесь. Не продавайтесь. Не сдавайтесь. Не позволяйте. Не бойтесь. Не замолкайте. Не садитесь отдыхать.
P.S. для кандидатов, у которых около 50% голосов. С магнитофона слышна песенка о том, что «Как в жизни бывает, Мариана. Как в жизни бывает. Чем выше летаем, Мариана, тем падать больнее».
P.S. повстанческий для лисоловов. Разговоры о вирусе Карписо — это чтобы отвлечь внимание и «починить» компьютер, таким образом удастся избежать сюрпризов после подсчёта голосов*.
P.S., отвечающий на вопрос «И дальше что?». Прочитайте XIV (или XXIV) главу 2-го тома «Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского». Да, это, о приключении с рыцарем зеркал. Не за что.
P.S., в котором рассказана история для Тоньиты, которая сейчас занята тряпичным кроликом, присланном конвенционистами**, и говорит мне: «этот не колется»…
Я делаю вид что ничего не понял и начинаю рассказывать, просто вдруг, ни с того ни сего, одну из историй 1985 года, года землятресений и гражданских мобилизаций (мобилизующих и других):
Старик Антонио из своей старой чимбы (кремневого ружья) подстрелил горного льва (из тех, что всегда очень похожи на американскую пуму***). За несколько дней до этого я подшучивал над его ружьём. «Этим оружием пользовались ещё в те времена когда Эрнан Кортес завоевыал Мексику», сказал я ему. Он ответил: «Да, но смотри в чьих руках оно сегодня». Он удаляет остатки мяса со шкуры, чтобы её можно было высушить. И с гордостью демонстрирует мне её. Ни одного отверстия. «Прямо в глаз», говорит. И добавляет: «Это единственная форма сохранить шкуру». «И что вы с ней собираетесь делать?», спрашиваю. Старик Антонио не отвечает и в тишине продолжает выскребать шкуру своим мачете. Я подсаживаюсь к нему, и набив свою трубку, пытаюсь свернуть для него сигарету из папиросной бумаги. Молча протягиваю ему, он проверяет её и затем разрушает. «Ещё нет», говорит он, сворачивая её заново. Начинаем нашу церемонию курения.
Между затяжками Старик Антонио связывает нить истории:
«Лев силён потому что слабы другие звери. Лев питается мясом других, потому что другие позволяют себя есть. Лев убивает не лапами или клыками. Лев убивает взглядом. Сначала подкрадывается… в тишине, потому что на лапах у него маленькие тучки, они поглощают шум. Потом прыгает и переворачивает свою жертву одним ударом лапы, но не столько за счёт силы, сколько за счёт неожиданности.
Потом он начинает на неё смотреть. Просто смотрит. Так… (Старик Антонио сводит брови и вперивает в меня свои чёрные глаза.) Бедный зверёк, который должен умереть, замирает, глядя на льва, смотрит, как лев на него смотрит. Зверёк уже не смотрит сам, он видит то, что видит лев, видит во взгляде льва свой образ, видит себя во взгляде льва, видит себя маленьким и слабым зверьком. Зверёк никогда не думал, что он маленький и слабый, он был просто зверек, ни большой, ни маленький, ни сильный, ни слабый. Но сейчас, видя себя во взгляде льва, видит свой страх. И глядя, как на него смотрят, зверёк сам по себе убеждается в том как он мал и слаб. И от страха, с которым он смотрит на смотрящего на него льва, ему становится ещё сташнее. И теперь этот зверёк уже никуда не смотрит, его кости стынут, как это бывает с нами, когда в горах нас застает холодный ночной дождь. И теперь зверек просто сдаётся, отдаётся воле льва и лев его безжалостно разрывает. Так убивает лев. Взглядом. Но есть один зверёк, который не ведёт себя так, который при столкновении со львом продолжает вести себя как ни в чем не бывало, и если лев его трогает, он отвечает ударами своих лапок, они маленькие, но значат для льва достаточно боли и крови. Этот зверёк не становится добычей льва, потому что не смотрит на то, как он на него смотрит… он слепой. Кротами зовут этих зверьков».
Кажется, что Старик Антонио закончил. Я вмешиваюсь одним «да, но…». Старик Антонио не даёт мне договорить, и сворачивая сигарету, продолжает свою историю. Он говорит медленно, всё время поглядывая на меня, чтобы убедиться внимательно ли я его слушаю.
«Крот остался слепым, протому что он, вместо того, чтобы смотреть наружу, начал смотреть себе в сердце, научился смотреть вовнутрь. Никто не знает, как ему в голову пришла эта идея — смотреть вовнутрь. И поскольку этот странный крот привык смотреть себе в сердце, его совершенно не волнует, кто сильный, а кто слабый, кто большой, а кто маленький, потому что сердце это сердце и не измеряется остальными мерками, которыми измеряются вещи и животные. Но смотреть вовнутрь могли только боги, поэтому боги наказали крота и больше не позволили ему смотреть наружу, и кроме того, приговорили его жить и ходить под землёй. Поэтому крот, наказанный богами, живёт под землёй. Но он особо не страдает по этому поводу, ведь он продолжает смотреть вовнутрь. И поэтому крот не боится льва. И ещё льва не боится человек, который умеет смотреть себе в сердце.
Потому что человек, который умеет смотреть себе в сердце, не видит силы льва, он видит силу своего сердца и смотрит на льва, и лев смотрит как человек на него смотрит и видит как человек его видит, как не более чем льва, и лев смотрит на себя так, как на него смотрят, и чувствует страх и прячется».
«И вы заглянули себе в сердце, чтобы убить этого льва?», перебиваю. Он отвечает: «Да нет, я смотрел в прицел чимбы и в глаз льва и просто выстрелил… о сердце я и не вспомнил…». Я начинаю чесать свою голову, как согласно тому чему я научился, здесь делают всегда, когда чего-то не понимают.
Старик Антонио медленно поднимается, берет в руки шкуру и внимательно её рассматривает. Потом сворачивает эту шкуру и передает ее мнё. «Бери», говорит. «Дарю тебе её, чтобы ты никогда не забывал о том, что льва и страх можно убить, зная куда для этого нужно смотреть…». Старик Антонио отворачивается и направляется к своей лежанке, спрятанной в зарослях. На языке Старика Антонио это значит: «Я закончил. До свидания». Я спрятал в целофановый мешок львиную шкуру и ушёл…
Тоньита делает то же самое и уходит с ранее упомянутым тряпичным кроликом, «который не колется». Бето, чтобы утешить меня, сообщает, что у него есть дохлый тлакуаче****, и что поскольку его мама уже сказала, чтобы он его выбросил, он, Бето, готов поменять мне его на пять пузырей. Я вежливо отказываюсь, но один из поваров услышал предложение и предлагает Бето три пузыря. Бето колеблется. Повар приводит аргументы о том что один пузырь зеленый, другой белый и третий красный. Бето настаивает на изначальном предложении о пяти пузырях. Повар предлагает два пузыря и два презерватива. Бето колеблется. Я ухожу до окончания торга.
Такая вот история о Старике Антонио и льве. С тех пор я носил с собой львиную шкуру, в неё мы завернули флаг, который был передан Национальной Демократической Конвенции. Хотите ещё и шкуру?
Ещё раз добро. Привет и кусочек хрусталя, из тех что служат, чтобы выглядывать вовнутрь…
* Намёк на осуществлённую партией власти подтасоку результата президентских выборов 1988 г., когда стране официально было заявлено, что все компьютеры, контролирующие процесс «вышли из строя».
** Имеются в виду участники Национальной Демократической Конвенции, широкого движения мексиканской общественности, созданного в 1994 г. в результате инициативы САНО, пригласившей представителей гражданского общества страны и практически всех желающих на встречу в Агуаскальентес, деревню, построенную сапатистами в Лакандонской сельве специально для приёма гостей.
*** Ирония Маркоса: в латиноамериканских странах пуму часто называют львом, хотя настоящих львов в Америке нет.
**** Тлакуаче — характерный центральноамериканский грызун, напоминающий крысу.