Первоначально размещено на http://tr.rkrp-rpk.ru/get.php?340.
To, что причиной гибели Советской власти явились её экономические неудачи, вряд от надо доказывать. Пока советская экономика стояла крепко, Советской власти были не страшны ни Гитлер, ни Черчиль. Потребовались экономические провалы Хрущёва, Брежнева, Горбачёва, чтобы Советская власть рухнула. Но чем были вызваны эти провалы? Как получилось, что советская экономика — самая динамичная и самая устойчивая в первой половине XX века — оказалась несостоятельной в его второй половине?
Победа в Великой Отечественной войне и восстановление народного хозяйства совпали с началом нового витка научно-технического прогресса. Новая техника требовала новых кадров и новых методов управления. Старые кадры и старые методы начали давать сбои. Обеспечивая ПОЛИТИЧЕСКОЕ руководство, они всё труднее справлялись с руководством техническим. Подобная ситуация уже случалась в конце
В
Не умея поднять техническое руководство хозяйством на новый уровень, руководители страны всё чаще стали оглядываться на Запад. Главным показателем работы предприятия становится прибыль. В её лице народное хозяйство получило своего рода "автопилот". Не надо стало вникать в кучу технических вопросов - прибыль регулировала всё: и зарплату, и премии, и ордена. Руководить народным хозяйством стало легче, но дела в нём пошли хуже.
Прибыль сочеталась у нас с плановым производством и плановым распределением. В этих условиях единственным источником увеличения прибыли стало сокращение издержек производства. Взятое не в государственном масштабе, а в рамках одного предприятия сокращение издержек производства развивалось по двум направлениям.
Во-первых, замедлился научно-технический прогресс. Освоение новых технологий и новой продукции требовало дополнительных затрат и дополнительного рабочего времени, что снижало прибыль. Поэтому предприятия стали уходить от новаторства, цепляясь за старые привычные методы.
Во-вторых, стало снижаться качество продукции. Снижая качество продукции, можно было резко увеличить производительность труда, а, следовательно, увеличить и зарплату, и премии. Экономия на качестве стала главным направлением нашей «экономной экономики».
Прибыль имела для нашего народного хозяйства и ряд других негативных последствий.
Она подкосила социалистическое соревнование, главным принципом которого является распространение передового опыта, делиться передовым опытом стало означать делиться прибылью.
Прибыль перечеркнула марксистскую теорию заработной платы. Если Маркс считал зарплату стоимостью рабочей силы, то теперь она стала восприниматься как доля в прибыли своего предприятия.
Прибыль обезличила квалифицированный и неквалифицированный труд. Был нарушен важнейший принцип марксистской политэкономии: сложный труд — есть умноженный простой труд. Так как технический прогресс отодвинулся на второй план, то инженерный труд обесценился. Если при Сталине отношение зарплаты инженера к зарплате рабочего в строительстве составляло 2.08, то при Брежневе — только 0.93. Зарплата инженера уже не обеспечивала воспроизводство его рабочей силы. Падал технический уровень среднего инженера, что, в свою очередь, тормозило технический прогресс. (Мы не думаем, что сокращение аристократических привилегий высокообразованных специалистов — это такой удар по социализму. Скорее ударом стало увеличение неравенства распределения внутри самого рабочего класса. — РМП.)
Прибыль снизила уровень технического руководства производством. Вместо того чтобы разбираться с техническими неполадками, стали придумывать самые немыслимые системы премирования, призванными эти неполадки устранить. Это была попытка переложить техническое руководство производством со специалистов на рабочих — попытка, основанная на вере во всемогущую силу рубля. Однако рабочие умножали свои познания не столько по части совершенствования производства, сколько по части надувательства начальства — приписки на производстве приобрели фантастический размах, технический контроль упал совсем низко.
Прибыль подготовила кадры будущих директоров-приватизаторов. Она выдвинула на первый план не технических организаторов производства, а ловких комбинаторов, способных правдами и неправдами добыть предприятию прибыль. У них появился вкус к «банькам» и «профилакториям», построенным за счёт прибыли предприятия, где они держали себя как настоящие хозяева.
Постепенно всем становилось ясно, что прибыль, вполне реальная в рамках одного предприятия, становится ФИКТИВНОЙ в рамках всего народного хозяйства, что в наших условиях прибыль — это не увеличение национального дохода страны, а способ его перераспределения. Почётное место в наших планах стало занимать «освоение средств». Что такое «освоение средств»? Это либо незавершённое производство, либо производство завершённое, но не вышедшее на плановые технико-экономические показатели. Короче говоря, это порча сырья и материалов под видом производства. При Брежневе [примеры] такого «освоения средств» можно было видеть на каждом шагу: брошенные котлованы, разбитая техника. Вот она — «логика намерений» при отсутствии «логики вещей». Газеты были полны примерами вопиющей бесхозяйственности, основанной на погоне за прибылью.
Единственным островом в народном хозяйстве, где прибыль оставалась на втором плане, а на первом по-прежнему стоял технический контроль, был оборонный комплекс. Тут мы были не только конкурентоспособны с Западом, но и опережали его. Военная техника стала витриной социализма. Но вместо того чтобы распространять методы технического руководства «оборонкой» на всю промышленность, стали искать другие пути.
Встал вопрос: почему на Западе прибыль работает, а у нас нет? Нашёлся и ответ: у нас план, а у них конкуренция. В условиях конкуренции поставщик, не думающий о качестве и техническом уровне продукции, давно бы разорился. Следовательно, долой план, ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНКУРЕНЦИЯ! Попробовали и это. Но в условиях государственной собственности конкуренция свелась к перекладыванию денег из левого кармана государства в правый. Предприятия «конкурировали», защищая в плановых органах выгодную цену своей продукции. Кто-то из них при этом выигрывал, но народное хозяйство в целом проигрывало. Газеты стали писать, что нам нужен хозяин, нужна частная собственность. Цепь замкнулась: социализм → прибыль → конкуренция → частная собственность. Совершенствуя социализм с помощью прибыли, мы оказались в капитализме.
Коммунизм — это общество, в котором на смену управления людьми придёт управление вещами. И сами вещи при коммунизме станут другими — более сложными, более наукоёмкими. Следовательно, строя коммунизм, надо создавать не только новые, соответствующие ему технологии, но и учиться управлять комплексами этих сложных технологий — надо учиться управлять вещами. Компьютеризация открыла для этого невиданные возможности, но она была у нас не в почёте.
При Сталине усилия общества концентрировались на узловых проблемах. Это было огромным преимуществом социализма, позволявшим ему добиваться невиданных результатов. Прибыль размазала эти усилия по всей экономике — от производства купальников до производства ракет. В экономике на первый план выдвинулись подпольные «цеховики». Экономическую политику стали диктовать не учёные, а обыватели. Можно въехать «на осляти» в Иерусалим, помахивая у него под носом пучком сена, но нельзя въехать в коммунизм, помахивая перед носом рабочего и инженера пачкой рублей. Как только социалистическая экономика перешла на капиталистические критерии, он рухнула. Другого быть не могло.
Споры о причинах такого летального исхода продолжаются. В них на первом месте стоят распределительные отношения и вопросы социальной справедливости, хотя коммунизм — это, прежде всего, способ производства, а не способ распределения. Ставить распределение впереди производства — значит ставить телегу впереди лошади. Приоритет производства подчёркивал Сталин в «Экономических проблемах социализма в СССР». В этой работе он ставил задачу создания такого учебника политэкономии социализма, который стал бы «настольной книгой революционной молодёжи не только внутри страны, но и за рубежом».
Этот учебник должен был ответить на три вопроса: что производить, как производить и как распределять произведённое при социализме. Он должен был описать критерии производства, распределения и потребления при социализме. Он должен был указать пути эволюции товарного производства и общественных отношений по направлению к бестоварному производству и бесклассовому обществу в условиях отсутствия частной собственности. Он должен был сконцентрировать внимание на проблемах социализма и путях их решения. Он должен был сконцентрировать логику вещей и дать твёрдые основания для логики намерений.
А что мы получили? Мы получили беспроблемный учебник политэкономии, который не столько пытался понять будущее, сколько в лучших традициях комчванства расписывал успехи настоящего. Это был скучный каталог сложившихся у нас экономических форм, в котором конкретная экономика явно подминала под себя политэкономию. Издания различных годов этого учебника носили на себе конъюнктурный отпечаток тогдашних экономических импровизаций.
Мы учились по таким учебникам. Когда, затоварившись ими, я попытался сдать часть их в букинистический отдел, то мне ответили: «Они устарели». «Что изменилось в экономических законах общества за последние десять лет?» — спросил я. В ответ приёмщик литературы лишь недоумённо пожал плечами. Совершенно очевидно, что эти книги отражали не объективные законы общественного развития, а субъективные взгляды руководителей общества. Именно против этого предостерегал Сталин в упомянутой работе. По существу, «развитой социализм» ориентировался на западные стандарты жизни при сохранении общественной собственности. Неудивительно, что в этой противоречивой формуле общественная собственность была, в конце концов, вычеркнута.
Нам надо снова вернуться в 1952 г. к экономическим проблемам социализма. Надо высветить эти проблемы, учитывая не только опыт СССР, но и опыт КНР, Кубы, стран народной демократии. Он даёт богатейший материал для анализа, и не всё там однозначно плохо. Всё хорошее в нём надо просистематизировать, всё негативное подвергнуть научной критике. Пока же и в ругани, и восхвалении Советского прошлого больше эмоций, чем мысли. Надо наметить пути решения высвеченных проблем. Надо, наконец, создать полноценную политэкономию социализма. Без этого революция не приведёт к рождению нового общества, а лишь произведёт ещё один ублюдочный выкидыш наподобие «развитого социализма».