Каждый член партии должен стать боевиком.
Мартын Лядов, большевик
(из выступления на V съезде РСДРП)
В комсомоле идеи, высказанные в знаменитой статье Кахи Чавчавадзе «Орден меченосцев» вызвали неоднозначную реакцию. Серьёзного критического анализа мы так и не увидели. Более основательными оказались партийные товарищи. В органе Московского комитета РКРП «Рабочая правда» №№11-12 были опубликованы статьи доселе не знакомого массе Юрия Шумкова «Против ордена меченосцев» и «Анти-«Бумбараш»». Наполненные произвольными утверждениями они бы не представляли для нас никакого интереса, если бы не претендовали на отражение партийной позиции. Не будем придираться к многочисленным передёргиваниям и неточностям, а рассмотрим лишь принципиальные моменты.
Речь шла о партии в эпоху реакции, вследствие этого конспиративной, состоящей из ограниченного круга лиц. Статья «Орден меченосцев» затрагивала проблемы построения партии ленинского типа. Шумков же, «опровергая» «меченосцев», оперирует данными, касающимися партии в момент революционного подъёма и потому насчитывавшей до 150 000 членов (хотя большевиков из них было только 46 тысяч — меньше трети — Шумков будто «случайно» забывает это указать). Едва набрав в численности, партия подверглась репрессиям и вновь сократилась до ограниченного круга лиц. По выходе из подполья, в период Февральской революции, большевистская партия насчитывала в своих рядах около 24 тыс. членов (в т.ч. лишь примерно 60% рабочих, так что стопроцентно рабочая организация, приведённая Шумковым в пример, нетипична). По порядку величины это ближе нынешней РКРП, но уровень
Массовой партия была только в годы первой русской революции. А разве кто-нибудь отрицал такую возможность?! «Эти двадцать тысяч могут в необходимый момент «разрастись» до двухсот тысяч», как указано в «Ордене меченосцев». Но ведь речь-то о совсем другом периоде! У Шумкова странное смешение времён — партию ему подавай как во время революции, а партизанских выступлений и террора, одобренных Лениным в такие моменты, не надо! Что бы там ни было у отдельных комитетов, которые Шумков приводит для примера (кстати, есть хороший контрпример — Латышский край…), никуда не денешься от ленинского требования к стотысячной партии:
«Идите к молодёжи. Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду… Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т.д. …Проповедники должны давать отрядам каждому краткие и простейшие рецепты бомб… Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие — нападение на банк для конфискации средств для восстания… Но обязательно сейчас же начинать учиться на деле: не бойтесь этих пробных нападений» (В.И. Ленин. В боевой комитет при Санкт-Петербургском комитете).
Разумеется, ошибочно утверждение, что все члены партии должны быть профессиональными революционерами. Это невозможно, да и не нужно, ибо весьма затруднило бы её связи с массами. Однако решится ли Шумков утверждать, что большевистской партии вообще не нужна некоторая доля профессиональных революционеров? А если решится, не заклеймим ли мы его по праву как меньшевика?! Шумков старается обойти вопрос, маскируясь подменой исторических периодов.
Сможет ли организовывать и материально обеспечивать свое подполье пятитысячная, к примеру, партия, пытающаяся функционировать наподобие 150-тысячной? Не имея профессиональных агитаторов, закаленных партизанскими выступлениями кадров?
Очевидно, нет. Такой партии скорее подобает следовать духу резолюции, внесённой Владимиром Ильичом Лениным на III съезде РСДРП:
«Съезд устанавливает, на основании опыта практиков и настроения рабочей массы, что под подготовкой восстания следует понимать не одно только приготовление оружия и создание групп и т.д., а равным образом накопление опыта путем практических попыток отдельных вооружённых выступлений, например, выступления вооружённых отрядов нападающих на полицию и войско при случаях тех или иных открытых народных собраний или нападения вооружённых отрядов на тюрьмы, правительственные учреждения и т.д.».
Вспомним как было дело на V (Лондонском) Съезде РСДРП. Обычно считают, что большевики имели на нем решительный перевес. Однако, это не совсем так. Большевики безуспешно попытались поставить вопрос о подготовке вооружённого восстания («за» — 89, «против» — 137). Меньшевики же предложили Съезду резолюцию, запрещающую партизанские выступления и «эксы» под страхом исключения из партии. И неудивительно! «Эксы» приносили пользу в основном не меньшевистскому ЦК, а большевикам и, в частности, экспроприированные суммы сыграли немалую роль в преобладании большевиков на Съезде. «Обломать» ленинцев для меньшевиков стало священным долгом.
Пункт об исключении вызвал резкую реакцию многих делегатов. Как заявил поляк Будовничий, потребовавший его удаления, «если пункт будет принят съездом… и будет применяться к жизни, то придется исключить из партии очень многих видных деятелей её». Ту же мысль высказывали и другие делегаты. Несмотря на отчаянные попытки Мартова протащить пункт, поправка поляков была принята. Сама резолюция была принята 170 голосами против 35. Против голосовал и Ленин. А за? Аксельрод, Мартов, Плеханов, Дан — все хорошо известные вожди меньшевиков!
И вот Шумков предлагает нам руководствоваться меньшевистскими резолюциями! Большевики, мол, отказались от партизанских выступлений. Да если бы даже и так, то что с того?! Драгоценный опыт уже был приобретен; денежные суммы, эквивалентные десяткам миллионов (!) «новых» деноминированных рублей изъяты у правительства и буржуазии и пущены в дело, в партии получен решающий перевес. Можно и не рисковать больше… А нам — можно ли?
Казалось бы, всё правильно в критике лозунга целесообразности запрета партии (если не касаться того, с какой истеричностью она ведется). В случае запрета преобладающие сейчас легальные средства партии будут отняты, что безусловно не будет полезно. В тюрьмы бросят не оппортунистов (они будут по-прежнему распивать с охранкой чай), а настоящих революционеров.
И, самое главное, призыв к провоцированию запрета партии с целью её чистки означает признание того факта, что сами «необольшевики» на такую чистку неспособны. Что им не хватает сил одержать верх над буржуазными перерожденцами. На что они тогда рассчитывают в борьбе против многократно более сильной государственной машины?
Казалось бы, всё правильно. Однако коммунистам не следует ограничиваться односторонними оценками. Почему бы не обратиться к классикам? Рассмотрим позицию Фридриха Энгельса, поднявшегося над мертвящей правильностью констатации ущерба от запрета и указавшего на полезность потрясений для партии, если она серьёзно поражена оппортунизмом.
В статье «Исключительный закон против социалистов в Германии. — Положение в России» Энгельс писал:
«…закон против социалистов будет иметь исключительно благоприятные для нас последствия. Он довершит революционное воспитание немецких рабочих…
…легальная деятельность привела к тому, что кое-кто стал думать, будто для достижения окончательной победы пролетариата уже не нужно ничего другого… К счастью, грубые действия Бисмарка и трусость поддерживающей его немецкой буржуазии изменили положение. Немецкие рабочие изведали, чего стоят конституционные свободы, когда пролетариат позволяет себе принимать их всерьез и использовать их для борьбы против господства капитализма. Если ещё оставались какие-то иллюзии на это счёт, то друг Бисмарк грубо рассеял их. Я говорю друг Бисмарк потому, что никогда никто не оказывал столько услуг социалистическому движению в Германии, как он» (МиЭ, ПСС, т. 19, с. 157).
Исключительный закон против социалистов был введён правительством Бисмарка при поддержке большинства рейхстага 21 октября 1878 года. Этот закон поставил немецкую социал-демократическую рабочую партию в нелегальное положение; были запрещены все организации партии, массовые рабочие организации, социалистическая и рабочая печать, конфисковывалась социалистическая литература, социал-демократы подвергались репрессиям. Вот как рассказывает об этом сам Энгельс в статье «Бисмарк и Германская рабочая партия»:
«…Бисмарку удалось провести закон, в силу которого социал-демократия была объявлена вне закона. Рабочие газеты, числом более пятидесяти, были запрещены, рабочие общества и клубы были закрыты, их денежные средства конфискованы, их собрания разгонялись полицией, и в довершение всего был издан закон, по которому целые города и округа могли быть «объявлены на чрезвычайном положении»… В каждом округе, «объявленном на чрезвычайном положении», полиция получала право высылать любого человека, которого она имела «основание подозревать» в социалистической пропаганде. Берлин был, конечно, сразу объявлен на чрезвычайном положении, и сотни (а с их семьями — тысячи) людей были высланы.
…Затем Гамбург избрал рабочего в члены парламента, и город был немедленно объявлен на чрезвычайном положении. Первая партия высланных из Гамбурга составляла около ста человек, а вместе с семьями — ещё сверх того более трёхсот человек. Рабочая партия в два дня собрала средства, покрывшие их путевые и другие неотложные расходы. Затем объявлен был на чрезвычайном положении Лейпциг, причём исключительно под тем предлогом, что иначе правительство не может сокрушить партийную организацию…
Но это еще не всё. Раз уж рабочая партия объявлена по всем правилам вне закона, раз уж она лишена всех тех политических прав, которыми, как полагают, имеют счастье пользоваться остальные немцы, то с отдельными членами этой партии полиция может делать всё, что ей угодно. Их жёны и дочери, под предлогом обыска для обнаружения запрещённых изданий, подвергаются самому непристойному и грубому обращению. Их самих арестовывают, когда заблагорассудится полиции, разбор их дела откладывается с недели на неделю, и выпускают их, лишь продержав несколько месяцев в тюрьме.
Полиция изобретает новые преступления, неизвестные уголовному кодексу, а толкование самого кодекса расширяется невероятным образом»» (МиЭ, ПСС, т. 19, сс. 290-291).
Как же отреагировали немецкие социалисты на обрушившиеся репрессии? Стали ли они, подобно некоторым современным ликвидаторам, стонать о том, какие «серьёзные» полицейские организации им противостоят? Нет! Они ответили по-боевому!
«Полиция открыла нашим товарищам совершенно великолепное поле деятельности: повсеместную и непрерывную борьбу с самой полицией. Эта борьба везде и всегда ведется с большим успехом и, что лучше всего, — с большим юмором. Полицию побеждают и вдобавок ещё высмеивают. И эту борьбу я (Энгельс — О.Т.) считаю при настоящих обстоятельствах самой полезной» (МиЭ, ПСС, т. 36, с. 93).
А как оценили подвергшиеся репрессиям социалисты влияние этого закона на партию?
«Что закон о социалистах оказал партии неоценимую услугу, укрепив её и многому научив, и вообще замечательно воздействовав на неё в воспитательном смысле, — в этом сходятся, кстати, все социал-демократы без исключения» (МиЭ, ПСС, т. 19, с. 326).
Маркс и Энгельс приложили немало усилий к революционизированию социалистического движения. Однако даже их величайших способностей и авторитета, который и не снился нынешним борцам с оппортунизмом, оказалось недостаточно. В 1873 г., когда в руководстве социал-демократической рабочей партии усилились (отчасти в связи с тем, что Бебель в это время отбывал тюремное заключение) тенденции к объединению с лассальянцами, Энгельс высказывал очень серьёзные опасения по этому поводу. Несмотря на это, Либкнехт и некоторые другие лидеры партии проводили идею объединения любой ценой. Не посоветовавшись с Марксом и Энгельсом, 7 марта 1875 г. они опубликовали в партийной печати проект программы, которую предполагалось принять на предстоящем вскоре объединительном съезде.
Ознакомившись с этим проектом, Маркс и Энгельс пришли в ужас. Стало очевидно, что руководство социал-демократической партии пошло на идейный компромисс с оппортунистическим течением в немецком рабочем движении. Они попытались воздействовать на руководителей партии, побудить их исправить эту ошибку, но все замечания были учтены лишь в минимальной степени.
После Готского объединительного съезда теоретический уровень германской социал-демократии заметно снизился. Страницы центрального органа партии заполнялись путаными статьями, об авторах которых Энгельс писал, что их «экономическое невежество… и ошибочные взгляды, а также незнание социалистической литературы служат наилучшим средством для того, чтобы начисто уничтожить теоретическое превосходство, которым до сих пор отличалось германское движение» (МиЭ, ПСС, т. 34, с. 130). Особую популярность приобрели взгляды Е. Дюринга, пропагандировавшего идеи реакционно-мещанского социализма, выдавая их за новое слово. Рост влияния дюрингианства вызывал у Маркса и Энгельса серьёзную тревогу. Вопрос шел об идейной основе партии: будет ли она руководствоваться революционно-пролетарским мировоззрением или же станет на реформистские позиции. С января 1877 по июль 1878 г. в виде трёх серий статей была опубликована работа Энгельса против Дюринга. Дюрингианцы добивались, чтобы центральный орган партии газета «Vorwärts» прекратил печатание статей Энгельса. Дебаты по этому вопросу на Готском съезде показали, насколько руководство партии было слабо в вопросах революционной теории. Дюрингианцам едва не удалось добиться не только прекращения публикации, но и осуждения Энгельса, исключения его из социал-демократической партии. Однако вскоре был принят закон против социалистов. Правые элементы в партии разоблачили себя перед массами рабочих и их критика Марксом и Энгельсом наконец начала производить действие…
«Новое движение начинается на более или менее революционной основе и должно поэтому носить более решительный характер, чем истекший первый период движения. Фразы о достижении цели мирным путем или не нужны будут больше или же их перестанут принимать всерьез. Сделав эти фразы невозможными и направив движение по революционному руслу, Бисмарк сослужил нам большую службу, которая с избытком возмещает небольшой ущерб, нанесенный нам препятствиями, чинимыми в агитации» (МиЭ, ПСС, т. 34, с. 298-299).
Благодаря нелегальности, отпугивавшей многочисленных мелкобуржуазных карьеристов, партия сохранила и укрепила свой боевой дух, что и позволило ей добиться положения политического руководства II Интернационала. Легальность же, в конце концов, оказалась опиумом как для неё, так и для всего II Интернационала.
«Относительно мирный» характер периода 1871 до 1914 г. давал питание оппортунизму сначала как настроению, потом как направлению и, наконец, как группе или слою рабочей бюрократии и мелкобуржуазных попутчиков. Эти элементы могли подчинять рабочее движение лишь таким образом, что они на словах признавали революционные цели и революционную тактику. Они могли завоевать доверие масс только путём клятвенных уверений, будто вся «мирная» работа является лишь подготовкой к пролетарской революции» (В.И. Ленин. Оппортунизм и крах II Интернационала. Соч., 4-е издание, с. 99)
Не следует обойти вниманием и историю российской социал-демократии. В преобладании большевиков над меньшевиками большую роль сыграли репрессии, последовавшие за третьеиюньским переворотом. К концу 1908 года положение партии представлялось в следующем виде: в России меньшевики не имели никаких организаций; весь юг, где царствовали меньшевики, совершенно уничтожен репрессиями правительства, север же России и даже Кавказ находились под преобладающим влиянием большевиков. Угадайте, почему?
Вот что писал 8 апреля 1909 года о Московской организации РСДРП «Пролетарий»: аресты и разгром типографии в январе только временно затруднили партийную работу. Уже с февраля стал регулярно собираться МК… «Все районы имеют по одному профессионалу…»
Разумеется, при запрете РКРП, вряд ли будет много радости для коммунистов. Но, чем метать громы и молнии в авторов лозунга «запрет партии — ей на пользу», не лучше ли серьёзно подумать о том, что вызвало появление этого лозунга, почему ряд активистов отчаялся оживить партию обычными методами внутрипартийной борьбы? Не разглядели ли они угрозу более страшную для партии, чем юридический запрет?