Первоначально размещено здесь.

Алексей Цветков

Капитализм и политкорректность

Политкорректность достала всех. Её больше никто не выносит. Ни те подростки-иммигранты, которые в эти минуты поджигают город Париж с четырёх сторон, ни парижская администрация, решившая отселять их за сто первый километр. Политкорректность надоела новым внятным российским писателям, требующим права назвать нигера нигером, а пидора — пидором, создателям антисемитских и антикавказских сериалов на центральных каналах, чеченским идеологам, учащим, что русские это те самые гоги и магоги, прибалтийским лидерам, благословляющим эсэсовские марши, гламурным моделям, рассуждающим о колхозности окружающих, скинхедам, убивающим смуглых студентов. Отныне быть крутым это значит не заботиться об устаревших политкорректных приличиях. Это одинаково понимают и иранский президент, раз в неделю требующий уничтожить Израиль, и президент итальянский, смеющийся над скандинавами, сроду не нюхавшими вкусной еды. Эпоха прежних норм закончилась и самое время задуматься, чем же она была?

По-моему, политкорректность была компромиссом между левыми западными интеллектуалами-шестидесятниками и капитализмом. Компромиссом в пользу капитализма. Интеллектуалы надеялись, что будущее за ними и вслед за речевыми нормами политкорректности возникнет и соответствующая ей, более справедливая и равноправная, реальность. Их подвело презрение к классовому подходу и вера во власть языка. Реальность покатилась совсем в другую сторону, и во всех этих речевых нормах стал всё ощутимее чувствоваться запах фарисейства. А как ещё могут пахнуть ласковые эпитеты к словам «раб» и «жертва»? Самый наглядный образ политкорректного абсурда: жить в системе, расстрелявшей Че, и носить майки с его ликом, использовать его образ в рекламе, симпатизировать этому образу, живя по правилам, которые Че ненавидел и против которых всю жизнь сражался. Сущность политкорректности: жить при капитализме, но говорить, писать-читать, вести себя так, будто вокруг социализм и все капиталистические проблемы решены. Давайте не будем называть женщину товаром и она, наверное, перестанет им быть. Давайте не будем называть жителя гетто изгоем и ему, наверное, станет лучше. Давайте продолжать повсеместную эксплуатацию и войну, но найдём в университетском лексиконе для этого менее обидные слова. Война, например, запросто превратилась в миротворчество. Интеллектуалы 1960-х, сильно влиявшие на студентов и остальное общество, поставили немало вопросов: вынос производства в третий мир, изменение методов рыночного порабощения, историческая зависимость женщин, сексуальное подавление, право выбирать себя. Был поставлен диагноз: любое различие — гендерное, культурное, национальное, возрастное — рынок превращает в причину для эксплуатации, в повод для очередного отчуждения, в ещё один способ извлечения человеком прибыли из другого человека.

Капитализм мог бы не реагировать на интеллектуала. Кто такой, в конце концов, этот самый интеллектуал? Сколько у него денег? Что за ним стоит? Но оказалось, что интеллектуал — ключевой работник в создании-оформлении-распространении настроений-предпочтений-мнений, а капитализм без этого с некоторых пор не может. Издательства и газеты, кафедры и институты, радио и ТV производят сюжеты и образы, господствующие в обществе. То есть не реагировать на вышеописанный вызов интеллектуалов нельзя.

Какая же возможна реакция? Может быть, революция, которая решит проблемы, устранив тех, кто делает на них деньги? Уничтожить гендерное, национальное, культурное, а значит и классовое, лежащее в их основе, неравенство? Многие интеллектуалы были не против попытаться. Известно, что буржуа скорее уничтожат человечество, чем покончат с источником своей прибыли. С одной стороны, против влияния интеллектуалов были брошены истеричные мифы о неизбежных океанах крови и миллионах сломанных судеб. Сталинизм идеально подходил на роль коммунистического пугала. С другой, против левых был включен весь имеющийся силовой аппарат, с третьей стороны экономическое принуждение, оставлявшее без работы особо несговорчивых.

Так капитализм одержал временную победу. Отодвинув революцию, буржуа согласились на пару терапевтических пощёчин. Формула перемирия была такой: давайте делать вид. Богатые будут делать вид, что они не богатые, а бедные, что они не бедные. Отныне у всех угнетённых было полное право гордиться своим угнетением как особенностью, которую все обязаны уважать.

Делать вид, что класс, гендер, любое меньшинство не эксплуатируются, не угнетаются, не используются. Делать вид, не игнорируя проблему, но наоборот, строя свою речь так, как будто эта проблема уже решена. Это и будет называться политкорректность. Культ яркой этники третьего мира, бесценных национальных отличий, женских прав, бисексуальных свобод. Отвечая на вызов влиятельного интеллектуала, капитализм начал просто имитировать социалистический язык без всяких на то реальных оснований. Сегодня влияние интеллектуалов того поколения смехотворно. Система больше их не боится. Поэтому у них отнимают даже эту жалкую языковую победу — политкорректность.

Из политкорректности возможны два выхода. Первый — это возврат к честным азам капитализма, то есть отказ от лукавства в пользу откровенного признания рабства. Следующий шаг на таком пути обыкновенный фашизм т.е. признание за людьми разных прав. Именно этим путём идут чаще всего модные популисты, смело нарушающие надоевшие приличия. Второй выход — красный — реализация всего того, что имитировал моральный код политкорректности, воплощение её отвлечённых метафор в реальную жизнь сначала на территории революционной организации, а потом и на всей остальной территории. Революция как преодоление капитализма и разрешение его вечных проблем.