Евгений Потапов («Рабочее действие»)

Стиляги на обитаемом острове

Прошедший кинематографический год был отмечен двумя громкими кинопремьермами. Одну из них ждали давно, и давно же заранее ругали. Ждали напрасно, а ругали — не зря. Речь, конечно же, о фильме гламурного российского тусовщика Федора Бондарчука «Обитаемый остров». Снимал Бондарчук очень близко к тексту — что редкость для экранизаций романов Стругацких. Но это не помогло фильму: по хорошему фантастическому роману снята фальшивка. Едва ли не на каждом кадре любой, кто вдумчиво читал Стругацких, вслед за Станиславским поставит штамп «Не верю!»

Гламурная герилья Бондарчука

Сюжет романа выдержан в фильме предельно точно: парень с коммунистической Земли в ⅩⅩⅡ веке попадает на планету, где общество примерно соответствует нашему ⅩⅩ веку. Население Страны Неизвестных отцов, куда он попал, находится под воздействием излучения, влияющего на психику. Землянин включается в борьбу Сопротивления и, в конце концов, устраивает на планете революцию. Пересказывать подробнее — глупо: тем, кто читал, это не нужно, а кто не читал — ищите книгу. И только после прочтения смотрите фильм. Хотя фильм можно и не смотреть.

Суть романа «Обитаемый остров» настолько далека от поделки Феди Бондарчука, насколько сам Федя и его лакированная гламурная звездобратия далеки от реальных проблем российских (и всех прочих) рабочих, от причин возникновения, чаяний и целей революционных, повстанческих и партизанских движений мира. Хотя Бондарчук пытался (не скажу, чтобы честно — но пытался) «актуализировать» сюжет. Поэтому капрал Гай Гаал говорит о «сволочах, которые после развала империи нахватали всё, что плохо лежит, и решили, что вся страна — их собственность», о том, что государства Хонти и Пандея «бывшие наши провинции, и они ненавидят нас просто за то что у них и у нас одна история», и т. д.

Но всё это выглядит так, будто шимпанзе наизусть читает Пушкина. На самом деле эти вкрапления «актуальности» — не более чем дань моде. Бондарчук и не понимает даже, что мода и реальность — это две большие разницы. Поэтому вместо землянина Максима Каммерера у него — гламурный хлыщ с улыбкой и манерами клубного идиота, вместо подполья — бомжи и уроды, вместо бандита — размалёванный маньяк из голливудских кинокомиксов, а вместо Прокурора — сам Федя Бондарчук, только не лысый, а кудрявый. Не говоря уже о таких глупостях, как, например, танк розового цвета, которому не хватает ещё страз и меховой опушки.

Клубная тусовка — это яркая примета нашего времени, но сама она этого времени не чувствует. Единственное, что она чувствует хорошо — это запах больших денег. Именно ради того, чтобы срубить бабло, и снимался этот киношедевр. Однако Бондарчук не читал Маркса (он и Стругацких-то плохо читал) и не предвидел кризиса. На фильм он занял 36 млн долл., а за 2 недели проката собрал лишь 20 млн. Теперь нечем отдавать кредиты. Но нам его не жалко. Когда экранизируешь хорошую революционную фантастику, думая о деньгах, получится дешёвая дрянь. Или дорогая — но суть не меняется.

Лебеди без гадостей

В связи с этим хочется вспомнить о другой премьере — трехлетней давности. В 2006 г. тихо появился на экранах и так же тихо исчез фильм режиссёра Лопушанского «Гадкие Лебеди». Это уже не экшн, а психологическая драма, но всё от тех же Стругацких. Фильм получился не намного ближе к тексту повести, чем «Сталкер» Тарковского — к роману «Пикник на обочине». Да и в самом фильме «тарковщины» хватает с избытком.

Режиссёр переносит действие из абстрактной Буржуинии во вполне конкретный российский Ташлинск. И сами события фильма очень конкретны, очень узнаваемы — не фактажом, а отношениями и настроем. Как и в книге, здесь сталкиваются попытки понять и принять новую, только народившуюся общность творцов-детей, с одной стороны, и страх, агрессия и ненависть ко всему новому, иному, ко всему, что грозит изменить привычное течение жизни. Но если в книге это новое — активный коллектив оптимистов-созидателей, берущихся за революционное преобразование человечества, то в фильме это всего лишь секта, бессильная против оскалившегося старого мира.

Финал фильма, в отличие от книги, не вселяет никакого оптимизма: власти атакуют город отравляющими веществами, а ребёнок-гений, обработанный психиатрами, говорит отцу, не узнавая его: «Мы смотрели шоу, в котором люди решали, кто самый плохой… Мы должны смотреть это шоу, потому что нужно быть как все и любить то, что любят все…» Смотрите «Дом-2» или «Последнего героя»? Вы благонадёжный овощ!

Торжествующая пошлость дня сегодняшнего вообще не располагает к оптимизму, который был у коммунистов-Стругацких. Новое время, новые песни и фильмы. И вместе с тем, это кино гораздо более человечно, сильно и настояще, нежели бравый боевик о гламурном землянине-«коммунисте», взявшемся освободить чужую планету.

От саксофона до ножа

Но забудем о фантастике и вернёмся на Землю. А на нашей планете была ещё одна премьера — мюзикл Тодоровского «Стиляги». При желании в фильме можно усмотреть «клевету на советскую действительность» — ну не ходили в 50-х все поголовно в сером, и комсомольские дружины боролись прежде всего с преступниками и хулиганами, а уж потом — с неформалами! Но если вдуматься, то становится ясно: это — гротеск, призванный как можно ярче выделить основной конфликт фильма — возникшую вдруг в 50-е годы проблему неформалов — «стиляг».

Сюжет прост. Комсомолец Мэлс, участник облав против стиляг, «западает» на стильную чувиху «Пользу». Он предаёт комсомольские идеалы, становится стилягой, учится играть на саксофоне. Любовь, музыка — и всеобщее презрение «жлобской» серой массы. В конце концов стильная тусовка сменяется семьёй, бытовухой, «Польза» погружается в материнство, друзья по стилю уходят — кто на нары, кто делать дипломатическую карьеру. Но Мэлс не хочет отказываться от выбранного однажды пути: «В Америке стиляг нет. Но мы-то есть!..»

А проблема стиляг и вообще неформалов не так уж проста. Ведь сама Октябрьская революция и большевизм были «пощёчиной общественному вкусу», а Маяковский — первым неформалом. Бунт культурный идёт рука об руку с бунтом социальным. И вот через 35—40 лет после этого всплеска свободы оказывается, что задор «неформальности» и свободы уступил место ханжеству и казёнщине, вместо стремления к новому — искреннее ретроградское непонимание: «почему люди не хотят жить как все?». Джаз и рок-н-ролл могли бы стать новой музыкой революционного пролетариата — но официальный стандарт предлагает рабочим старые вальсы и — в виде исключения — танго.

Но свято место пусто не бывает. Новые формы культуры прорываются сквозь запреты и бойкоты и закономерно оказываются подобраны аполитичными по форме и вполне буржуазными по сути стилягами. Они и придали заграничной музыке — джазу и рок-н-роллу — буржуазное звучание, обернули её в яркие шмотки и выхолостили — на время — прогрессивную суть этой музыки. Оплошность коммунистического движения? Нет, внешнее проявление глубинных процессов перерождения, превращения передового отряда рабочих в косную, недоверчивую к инициативам масс бюрократическую структуру.

Стиляги на самом деле не контрреволюционеры в революционном стане, а всего лишь индикатор, яркая лакмусовая бумажка, показывающая, куда идёт советское общество. А «бдительный» комсомол и партия борются с этим ярким сигналом, думая, что борются с агентами капитала. Не там ищут. Пятидесятые годы — впереди хрущёвщина, расстрелы рабочих, брежневский маразм, перестройка и уже откровенная реставрация капиталистических форм бытия… Но это всё впереди, а пока, в 1955 году, бывший комсомолец пытается найти своё место в жизни, выводя импровизации на старом румынском саксофоне…

Хороший фильм, талантливо сделанный, можно даже сказать — душевный. Заявленный авторами как главный фильм 2009 года явно в пику конкурентам — «Обитаемому острову». И правильно. Как сказал кто-то из древних, «хороший человек легко станет коммунистом. А вы попробуйте плохого коммуниста сделать человеком!» Это не только о людях — это ещё и о фильмах.