Мы же приставили к делу это,
Мы же приставили к телу это,
А оно не думает,
колышась по ветру,
Ибо ничто не захочет думать за нас.
Я взял в руку лопату и смог копать,
Я взял в руки гранату и смог убивать,
Я взял в руки мышь и смог рисовать,
А потом я сложил руки и умер,
И лопата, граната и мышь
лежат в тишине.
Голод лижет прилавки «Ашана»,
Строит дома гастарбайтер-призрак,
Водки последние капли упали,
В рот, раззявленный в крике.
Ответом на бедность богатства:
Власть
всю —
только
безвластным!
На берегах Волги
Одному не согреться,
Подавая на блюде
Рабочему классу сердце.
Зачем ему сердце?!
Он нуждается в хлебе.
Отдам его лучше
Той, что возьмёт.
Мимо меня пробежал
С факелом леденящего хохота
Какой-то человек,
И я последовал за ним,
Но заблудился
В соснах раздумий
И полыни печали
Под пологом пьяного леса.
А потом оказалось,
Что он бежал ко мне
И мы даже встретились.
Но
Это совсем другая история.
Я увидел человека,
Он был совсем чёрный,
И работал, но его
Хотели убить за то, что
Он был совсем чёрный.
И убили.
А на его могиле я прочитал,
Что он боялся меня,
Думая,
Что я был совсем чёрный.
Я увидел человека,
Он был совсем белый,
Я заговорил с ним, но он
Меня не понял, хотя
Он был совсем белый.
А потом я открыл глаза
И понял, что сплю,
И во сне вижу себя,
Представляя
Себя совсем белым.
Я увидел человека,
Он был совсем жёлтый,
Мы выпили ещё и он
Стал красным,
Хоть был совсем жёлтым.
Но стал красным,
Таким же как я,
Хотя бы в моей памяти
О «Восстании
осеннего
урожая».
Я увидел человека
Со странным голосом,
Со странной грудью
И странными бёдрами,
И пиздой вместо хуя.
Удивлённый,
Я не поверил,
Что это был человек,
Даже совсем близко.
Наверное, стоило?
Кто-то делает странные вещи,
Кто-то пишет странные стихи,
Кто-то ждёт от государства денег,
Да, кажется, это я —
Чудак-человек,
Странный для общества.
Но по крайней мере я
Не убиваю чеченцев,
Не жгу бензин
И не работаю в рекламе.
Говорить о культуре
Это как толочь воду в ступе,
Принимать наркотики или
Избирать президента.
Безопасно, но
Не нужно.
Нах!
Может быть, сверху Солнце,
А может — это ядерный взрыв,
Я никогда не узнаю этого,
Пока не закончится это мгновение.
Камень, керамика,
Бронза, железо,
Паровая машина,
Дизель, компьютер.
Педерастию сменяет
Средневековье духа.
Вудсток сменяет
Викторианские панталоны.
Но всегда следуй
Восьмеричным путём.
И обретёшь
Просветление.
Дрожью струн,
Рокотом и хохотом
Внедряется музыка
Текстильного цеха.
Пусть мы оглохнем,
Но запершие нас
Сгорят дотла
Снаружи.
У последнего моря
Я встретил его,
Он стоял и сжигал
Свой учебник жизни
И пел,
Так что уши мои трепетали
И опадали как жёлтые листья.
Я отобрал его книгу
И прочёл
Обугленные страницы,
Прочёл между строк.
Думаю:
Мы оба были правы
Там, на краю времён,
В начале истории.
Я прочитал на стене дома,
Обычной пятиэтажки:
«Не покупай у хачей»
И что-то ещё
Про славную Русь.
А в это время
Антифа в милицейской форме
Били тех, кто этого не писал,
Хоть и мечтал быть фашистом.
Над Россией безоблачное небо,
Откуда же гремит гром?
Мне говорят: ты что-то не то сьел,
Но почему тогда молнии
Сверкают снаружи меня?
***
Новый
Сцена готова, актёров ждут.
Возраст Христа, но огонь Прометея
Люди по-прежнему жгут.
3 августа 2005 г.
Ниже по течению,
Там где стоит Жёлтая гора,
Я видел троцкистов,
Сидевших кругом
И пивших пиво.
Колючей проволоки
Не существует,
И пуль, режущих тело,
Не существует,
Стекла и стали
Не существует.
Но, порезавшись
О мягкую плоть,
Я роняю тёмные
Капли крови,
Поющие
На лету.
Не нужно расчленять,
Не нужно убивать,
Не нужно догонять,
Не нужно,
Но если это
Курица
К обеду?
Пингвином на небо
Падая сверху
Сквозь камни и слёзы
В поисках солнца.
Свистя атмосферой,
Сгорая болидом,
Удар за ударом
Грудью о море.
4 августа 2005 г.