Мы все оказались в раю
И нас там никто не ждал.
В беде, в грязи, на краю
Нам кто-то там что-то дал.
Сбежали оттуда во мрак,
Пытались протиснуться в свет,
Упали с равнины в овраг,
С шага ушли на бег.
Дурные дети Земли,
Бездушные дети небес,
Сидим теперь на мели,
Ласкает нам чрева бес.
Как-то не задалось
И что-то не вышло вчера.
Значит, не началось.
Может, теперь пора?
Михаил Рассветов
В весьма престижном и претенциозно поименованном журнале «Эксперт» №19 от 23 мая 2005 г. опубликован большой материал с очень маленькой и пустяковенькой (но кое для кого важной и принципиальной) целью: убедить общественность, что капитализм в целом и путинское правительство в частности несут счастье широким массам народа. Кажется, даже самый беззастенчивый апологет рынка и предпринимательства смутится и запнётся, а в конце концов спасует перед такой задачей. Следует отдать авторам (Т. Гуровой и М. Тарусину) должное: незатейливость аргументации они компенсируют более чем выдающейся наглостью, жонглируя результатами социологического исследования «Стратификация российского общества», проведенного Институтом общественного проектирования совместно с компанией «РОМИР-Мониторинг».
Основная назидательная мысль авторов сводится к тому, что главное — «возможность реализовать себя», а насколько она является полезной или просто безопасной для общества и насколько она является действительной возможностью для масс, а не подвешенной перед носом запряжённого осла морковкой, доступной на самом деле лишь для его хозяев, — это дело десятое. Или сотое — в рассмотрение этот нюанс вообще не берётся; авторы откровенно смотрят «сверху вниз» — вознесённые на вершины или вершинки успеха, они с презрением и смехом отвергают идею, что вскарабкаться туда могут не все.
А подвёрстывается сия идеологема под откровенно лакейское оправдание свёртывания государственных функций социального обеспечения: «действительно эффективную работу «социальных лифтов» нельзя обеспечить методами социального государства, то есть банальным перераспределением материальных благ от богатых к бедным». Ради убедительности авторы даже проговариваются о чудовищных издержках: «даже в Нью-Йорке, сердце благополучной Америки, сотни тысяч людей живут на грани голода. Еще меньше надежды «дотянуться» до всех страждущих в гораздо менее благополучной России».
«Действительная нищета и безысходность царят среди безработных и низкоквалифицированных работников в заброшенных малых городах, поселках и селах. Этим людям действительно надо помогать» — признают авторы. И тут же выруливают к оправданию отказа государства от ответственности: «Чем же? Рабочими местами, которыми способно обеспечить прежде всего не государство, а предпринимательское сословие. В самых глухих, быстро спивающихся и вырождающихся районах страны можно увидеть эти оазисы развития — товарная ферма, процветающая лесопилка, сырный заводик и проч. и проч.». Авторы рисуют радужную картину «оазисов», которая вовсе не очевидна: те же лесопилки сплошь и рядом занимаются хищнической разработкой древесных ресурсов, а работники нанимаются за водку.
В качестве сенсации подаётся «центральный… результат исследования — 60% социально активного населения России сильно выиграли от перехода к рынку…». Словечко «сильно» здесь полностью на совести авторов, пытающихся, очевидно, намекнуть, что остальные 40% выиграли «несильно» — но выиграли. Чем же обосновывается сие смелое утверждение? Оказывается… повышением уровня жизни за последние
Но позвольте! Существуют же данные, которые просто так не выкинешь из рассмотрения: катастрофическое сокращение производства, снижение продолжительности жизни, ухудшение качества питания широких масс и т.п. (к примеру смертность выросла примерно в полтора раза, а средняя продолжительность жизни у мужчин упала ниже 60 лет). А вот поэтому в исследовании берётся не уровень жизни во всей полноте этого понятия, а его ублюдочный фрагмент: владение «знаковыми предметами», «обеспеченность [которыми] существенно превосходит показатели позднего СССР»: сотовый телефон, стиральная машина, персональный компьютер, автомобиль. Если присутствие в этом списке стиральной машины и автомобиля ещё как-то понятны, то рост обеспеченности населения компьютерами и особенно мобильниками (ну, не было их тогда!) очевидно обязан обыкновенному техническому прогрессу. Потому что если не брать его в расчёт, то и «показатели позднего СССР» с тем же успехом демонстрируют успех социалистических преобразований в сравнении с каким-нибудь 1914 г.
На самом деле стиральные машины и автомобили так же трудно записать на счёт рыночных реформ. В самом деле, разве у нас в стране наблюдается расцвет автомобилестроения и производства бытовой техники? Если поставить вопрос так, уверения авторов предстают издевательством. Да, «знаковые предметы» накапливаются в семьях — тем более, что новых семей всё меньше. В чём тут заслуга реформаторов? В том, что при широкомасштабном падении производительности в промышленности вновь созданная (соответственно, существенно меньшая) стоимость не реинвестируется, а обменивается за рубежом на предметы потребления?
Для обоснования предположения о массовой поддержке капитализма авторы тасуют два пункта из опроса: отношение к предпринимателям и приспособились ли знакомые к рынку. Ну, отношение к предпринимателям ни о чём не говорит (хотя примечательно, что даже среди богатых не все их одобряют) — народ частенько восхищается откровенным грабежом и проходимчеством, а уж если «правильно» построить вопрос… Что касается вопроса о знакомых, то — что, собственно, означает «приспособились к условиям рыночной жизни»? У авторов нет сомнений, что это выражение близко по значению к «процветают». Однако простой человек, положительно отвечая на этот вопрос, скорее всего имел в виду что-то вроде: «ну, как-то выживают». Интересно, не сколько людей считают, что их знакомые «приспособились», а что имеют в виду те, кто всё-таки ответил отрицательно. Но об этом авторы (и исследование?) умалчивают. А между тем, выброшены из жизни оказались знакомые каждого восьмого даже среди самой благополучной группы.
Да, ещё используется вопросик, необходим ли был переход к рынку. Авторы с упоением пинают мёртвого льва социализма в описании едва ли не каждой социальной группы. «Мёртвого», потому что социализм имеет весьма малое отношение к государственно-капиталистической и уже переориентированной на прибыль экономике позднесоветского периода. То, что для неё развитие рынка было явлением закономерным и (в той социально-политической ситуации) неизбежным — вполне очевидно.
Итак, на самом верху выстроенной в исследовании социальной пирамиды (без высшего класса) стоят «белые
«Социальная психология группы» описывается внутренним лозунгом: «Я прилагаю много усилий, чтобы заработать много денег и тем самым обеспечить свое будущее». За этой фразой без труда читается попытка обосновать свой заработок, несправедливость которого на фоне массовой нищеты вынуждает обеспеченных людей (также и из других благополучных групп) оправдываться ссылкой на «много усилий». Притом, что работёнка их, как правило, не пыльная — в то время как рядом действительно пашут за гроши.
Вторая группа «белых воротничков» отличается ещё меньшим — и существенно — доходом (и не таким уж стабильным положением — примерно каждый пятый всецело зависит от своего нынешнего места работы, что авторы иезуитски называют «устойчивым положением на рынке труда»). Собственно, здесь уже следовало бы заговорить о бедности, потому что месячный заработок $300 и меньше — это (особенно для «экономически развивающихся городов») мелочёвка. Тысяча-другая рублей (т.е., какое-нибудь празднование, поездка в другой город, покупка не самой дорогой компьютерной комплектующей) периодически становятся критическими и ставят под вопрос первоочередные нужды. Хотя, безусловно, жить можно. Семи процентам населения России в этом отношении повезло. У остальных главный козырь и добродетель — «социальный оптимизм», который выражается в том, что бедные чаще ожидают улучшения своего материального положения, нежели ухудшения. Авторы или лукавят или действительно незнакомы с широко бытующим в народе принципом «хуже некуда». Кроме того, есть ещё такой важный фактор, что в современном капитализме чрезвычайно развилась система надбавок за стаж, выслугу, разряд и т.п. Поэтому, работник как правило может рассчитывать хотя бы на небольшое улучшение. Вот только если у него есть дети, он столкнётся с тем, что доплачиваемое старому работнику вычитается у молодых.
Переходя к «голубым воротничкам» (с личным доходом
Или вот такой перл: «Несмотря на тревожность, связанную с работой, текущее материальное положение группы выглядит абсолютно стабильным». Стабильность, вообще говоря, это динамическая характеристика и вот именно к «текущему материальному положению» и оснащённости мобильниками она отношения не имеет; а имеет к «тревожности» и к тому, что почти трём четвертям (73%) группы будет трудно найти новую работу.
Кстати, для низшего слоя «голубых воротничков» авторы даже признают такую проблему: «На рынке труда положение «голубых
«С точки зрения социальной психологии эта группа, как и «голубые
Рядом с «голубыми воротничками» стоят «синие воротнички», т.е. рабочие. Правда, верхний их слой (с месячным доходом около $500), скорее относится к начальникам или дефицитным специалистам-интеллигентам: «Характерный представитель этой группы — прораб на стройке… или оператор высокотехнологичного оборудования». Но у большинства группы доход скромный —
«Низшая» половина рабочего класса — «серые воротнички»: слесаря, токари, грузчики, строители, разнорабочие. «Уровень личного дохода [
Положение «серых-2» ещё хуже, их личный доход составляет около 1500 руб. в месяц. Вопреки очевидности, лишь «10% представителей этой группы говорят, что им не хватает денег на еду». На что пирует подавляющее большинство группы, о которой даже авторы говорят «крайняя бедность, на грани нищеты», неясно, этот вопрос не ставится. Нет, прокормиться на 50 руб. в день кое-как можно, но уже обеспечивать гигиену и одеваться (а в нашем климате это важно) им явно не на что. А ведь это не бомжи, это честно работающие люди.
Нищие идут дальше, составляя почти десятую часть населения, и располагая доходом, достаточным для медленного вырождения и вымирания (800 руб. в месяц). Причём, методики опроса были, вероятно, настолько безумны, что авторы получили возможность утверждать: «О крайне низком, отчаянном положении свидетельствует тот факт, что 18% представителей группы говорят, что им не хватает денег на еду» — т.е. 82% умудряются якобы сносно жить на 25 руб. в день!
Авторы здесь не могут сдержать удивления: «На первый взгляд удивительно, что даже в этой группе не наблюдается агрессивного отношения к произошедшим в стране переменам». И разражаются пошлой проповедью: «Впрочем, в хорошем отношении к предпринимателям нет ничего удивительного. Русские вообще незлые люди… …Именно на уровне этих нищих система ценностей рядовой (неэлитной) России свела вместе ставку на ум управленцев и интеллигентов, ставку на труд рабочих и управленцев и ставку на милосердие бедных слоев».
Довольно тщательно препарировав прослойки «воротничков», авторы недифференцированно пробегаются по пенсионерам, свалив в одну кучу почти треть (31%) населения: «Средний личный доход пенсионера составляет 2200 рублей…», «…Этот самый большой из всех социальных слоев российского общества почти в три раза лучше обеспечен, чем рассмотренные нами выше 10% российских нищих». Какое замечательное достижение! Между прочим, если доход нищих упадёт до 600 руб., можно будет смело утверждать, что пенсионеры в четыре раза богаче нищих!
Кстати, о средних доходах вообще нельзя говорить для таких крупных групп, ибо при этом игнорируется их внутреннее расслоение. По существу, ниже среднеарифметического значения всегда оказывается не половина, а большинство группы. В данном случае можно, конечно, говорить, что большинство пенсионеров обеспечены в два-три раза лучше нищих. Вот только сравнение с прожиточным минимумом ставит всё на свои места: они — тоже нищие, не дотягивающие до обычного выживания.
Быт человеческий авторы представляют себе, видимо, довольно слабо. Вот что они пишут о пенсионерах: «С точки зрения обеспеченности знаковыми предметами уровень жизни этой группы выглядит очень низким… Однако, во-первых, это следствие невключенности этой группы в современную жизнь…». В качестве примера приводятся мобильники и… стиральные машины. В какую-такую «современную жизнь» должны быть включены пенсионеры, чтобы у них возникла потребность в стирке, авторы не уточняют. «…Во-вторых, этот минус в уровне жизни отчасти компенсируется заметно более высокой обеспеченностью жильем: так, по многим группам обеспеченность жильем составляет 16 кв. м на душу, тогда как по группе пенсионеров — 24 кв. м.». Как пенсионеры, «невключенные в современную жизнь» будут наслаждаться лишними 8 кв. м — неясно (на практике эти площади используются молодыми родственниками — или заваливаются хламом), но что их приходится дополнительно оплачивать — это точно.
Дальше начинается явное жульничество — авторы пытаются свести выделенные группы в буржуазно-фетишизированный «средний класс». Причём, если проследить за из рассуждениями внимательно, то окажется, что утверждение «пять [верхних] групп вместе образуют средний класс России — 25% населения страны» держится на сущей фикции — на включении в средний класс врачей-учителей со средним доходом лишь вдвое выше прожиточного минимума. Эта группа тут самая значительная, так что если отказаться от идеи называть благорозвучным словосочетанием «средний класс» всех, кто не нищий, то в «среднем классе» окажется менее 15% населения.
Но 15% авторов совершенно не устраивали; это не соответствовало их социальному (или политическому?) заказу. Поэтому едва выползшие из нищеты врачи-учителя оказались включены в «средний класс», но и этого оказалось мало. Поэтому к ним приплюсовали низших квалифицированных рабочих с аналогичным маловпечатляющим доходом, а затем «ещё 4% неработающих учащихся, которые независимо от материального положения в большинстве своем принимают современность, так как в других условиях и не жили» (какая беззастенчивая апологетика «современности»: «независимо от материального положения»!). Так через пень колоду натягиваются вожделенные 40%, которые затем относятся к «социально активному населению страны» (т.е. к работоспособным), так что в результате выходит долгожданное большинство: «Это почти 60%».
Что тут можно сказать? Да, большинство работоспособных с голоду, как правило, не умирает, проявляет некоторую бодрость и понемногу затаскивает в свои квартиры всякие нужные в хозяйстве феньки. Всё. При желании можно добавить, что особо никто не собирается реставрировать позднесоветские порядки (кроме части пенсионеров и, между прочим, части учащихся, хоть, а может именно потому, что они «в других условиях и не жили»). Только это было ясно и так, без учёта числа мобильников и стиральных машинок на душу населения. Что текущее состояние дел в стране великолепно и не стоит помышлять о его коренной ломке — этого отсюда никак не следует, скорее наоборот.
Выигравшие 40%, как мы видим, оказываются дутыми, да и их выигрыш сомнителен, а причина его сомнительна ещё более. Зато мы видим, что миллионы людей выкинуты за грань прожиточного минимума, а ещё миллионы болтаются рядом с ней. Что миллионы т.н. «среднего класса» на самом деле зарабатывают не так уж много; и вряд ли им так уж безразлично, что рядом с ними — нищие родственники и друзья, которых приходится, иногда с изрядным напрягом, поддерживать.
Но авторы остались недовольны нагнанным капиталистически-оптимистическим туманом. Они продолжают про эти самые 40%: «Как оценить высоту уровня их жизни? 5600 рублей — нижняя граница личного дохода этого слоя». При беглом чтении можно проглотить, но вообще-то это наглое жульничество. 5600 рублей, согласно названным данным, это средний доход наиболее массовых из включённых сюда групп — т.е. большинство в этих группах, а, значит, изрядная часть якобы выигравших от рынка получает меньше — вплоть до прожиточного минимума. Кстати, к 4% учащихся эту мерку вообще относить неправомерно.
Дальше, на основе этого ложного утверждения о «нижней границе» авторы продолжают уже совсем чушь: «…Кстати сказать, совсем недавно у нас была статья западных социологов, которые на основе данных по многим странам мира определили, что страны со средним доходом свыше 200 долларов на человека практически не имеют шансов вернуться к диктатуре; удивительно, но в нашей группе мы получили те же 200 долларов». И что? Не говоря уже о бредовости самой методологии, Россия к таким странам явно не относится, разве что перерезать в ней 40% «социально активного» или 60% всего населения (это по рассуждениям авторов, а на самом деле, как показано выше, изрядно больше). А если говорить о бредовости методологии, то следует вспомнить Беларусь, в коей доходы населения чуть повыше, чем в России, а также Украину, где они изрядно ниже. Так, простите, господа неолиберальные шестёрки, Ющенко для вас больший диктатор, чем Лукашенко?
Помими обеспеченности техникой (о чём уже говорилось в начале статьи) в качестве плюсов называются «свобода выбора работы и позитивные ожидания будущего, чего в позднем СССР, как ни вспоминай, не было. Отсюда мы делаем простой вывод: капитализм оказался полезен вовсе не только для кучки «зарвавшихся олигархов» и «зажравшихся москвичей». 60% социально активного населения очевидно выиграла от реформ».
Авторы неспроста ограничиваются пошлой ссылкой на личные воспоминания, потому что как ни критикуй разлагающийся поздний Советский Союз, несомненно, уверенность в завтрашнем дне (хоть и неоправданная) присутствовала в нём в гораздо большей степени, нежели сейчас в России. А свобода выбора работы, как показывают цитируемые авторами результаты исследования, является фиктивной для большинства населения.
В качестве мотора благополучия авторы указывают на квалифицированных рабочих: «…Именно слой «синих воротничков» является главным резервом роста предпринимательства — от 30 до 40% этих людей говорят, что хотели бы иметь собственный бизнес. Так что теперь уже не нежная советская интеллигенция готова строить капитализм, а буквально простой рабочий народ». Ну, положим, совсем не простой, а, главным образом, прорабы и специалисты. И от их хотения до обзаведения своим бизнесом дистанция огромного размера.
В заключение авторы формулируют рецепты «успешной социально-экономической политики», следуя поразительно наивному принципу: и без того благополучным предприятиям должны быть обеспечены дополнительные преференции. Вот образец их рассуждений: «сельское хозяйство уже и так начало бурно развиваться…, … оно стало одним из самых рентабельных секторов хозяйства. …Теперь, когда туда уже пошли деньги квалифицированных предпринимателей, было бы небесполезным создать льготный режим налогообложения для инвестиций в эту отрасль». К чему ведёт снижение налоговой нагрузки на самые прибыльные отрасли? К тому, что совершенно без денег оказываются сектора, особой прибыли не приносящие, но обществу совершенно необходимые — здравоохранение, образование, жилищно-коммунальное хозяйство и пр. Разделение общества усиливается; богатые богатеют, бедные беднеют.
Это происходит и на очень прибыльных предприятиях. Например, авторы пишут: «Пятый пункт — развитие строительства. Наши данные показывают, что работа в этой отрасли позволяет людям хорошо зарабатывать». Вот именно, что «людям», а не работникам. Очень хорошо зарабатывают хозяева, их шестёрки-прорабы, иногда рабочие — но рядом мы видим огромную массу бесправных и низкооплачиваемых рабочих, иностранных и иногородних. «Заодно эта же отрасль решает проблему низкой обеспеченности граждан жильем». Но разве много сейчас строят массового, доступного жилья? Чёрта с два! Высыпают как грибы пошлые замки-особнячки, ползут вверх громады элитного жилья, которое, как показывает пример «Алых парусов» («ДОН-строй»), ещё и остаются недоселёнными.
Для образования и здравоохранения авторы предлагают следующий выход: «…Довольно много граждан готовы платить за образование своих детей (тем более люди готовы платить за свое здоровье, получая услуги лучшего качества). Этим надо воспользоваться и стимулировать переход образовательных и медицинских предприятий на открытый рынок…». Умалчивается один важный момент. Поскольку в этих сферах не производится прибавочная стоимость, массовое образовательное и медицинское обслуживание населения в принципе не может быть прибыльным. Барыш (и весьма значительный) эти учреждения могут давать только за счёт монопольной ренты, острого дефицита на свои услуги — что с необходимостью требует их сужения. Проще говоря, элитные школы и специализированные клиники для «довольно многих граждан» (а в действительности вовсе немногих, особенно в провинции) могут быть прибыльны и понятно, почему они стремяться избавиться от конкуренции со стороны государственно поддерживаемых массовых учреждений; но для последних гибельно лобовое столкновение на рынке с элитными учреждениями. Что означает безудержная либерализация образования и здравоохранения? Пополнение армии структурной безработицы бедными людьми с высшим образованием; удорожание соответствующих услуг; падение уровня образования населения и ухудшение состояния его здоровья.
В принципе, наверное, статья для того и опубликована, чтобы обеспечить идеологическое прикрытие в первую очередь проектам в этом русле. Получилась глупая и грубая заказуха. С чем авторов и поздравляю.