Новый взрыв в переходе на Пушкинской, унесший восемь жизней, подтвердил: теракты ещё будут и будут. Куда смотрят те, кому положено? Говорить, что ФСБ не ловит террористов, могут только люди неосведомлённые в новейшей истории борьбы российских спецслужб с терроризмом. Ловит, да ещё как.
Понятно, что фронт этот незримый. Но всё больше граждан он касается. Одних — как жертв терактов. Других — как обвиняемых, подозреваемых, свидетелей по уголовным делам о терроризме. В последнее время счёт фигурантов по таким делам пошёл на тысячи. Обвиняемые ожидают суда чуть ли не во всех следственных изоляторах Москвы, от знаменитого «Лефортово» до женской «шестёрки» в Печатниках. Время от времени об этом пишет пресса.
В 1996-97 годах следователи Московского управления ФСБ Ю. Лисицын и В. Жмячкин расследовали дело о взрыве в кабинете депутата Госдумы, национал-патриота Н. Лысенко. Во взрыве обвинили самого Лысенко, он и его соратник священник Рагозин провели в следственном изоляторе по два года. Однако суд обвиняемых оправдал, а заодно вынес частное определение в отношении непрофессионализма следственных органов.
С блеском (или с треском?) завершив «дело Лысенко», ФСБ, засучив рукава, принялась за новую работу. В 1996-99 годах в Москве гремели взрывы. Их было несколько, выполненных схожим «почерком». Производились они у различных зданий, являющимися символическими для нынешней государственной системы (военкоматов, приёмной ФСБ, здания Федерации независимых профсоюзов России). Взлетели на воздух статуя Николая Второго в подмосковном Тайнинском и её гипсовая копия в Подольске, был заминирован шедевральный церетелиевский памятник Петру Первому.
Человеческих жертв не случалось ни разу, имущественный ущерб в большинстве случаев сводился к вылетевшим стёклам. Зато каждый раз появлялись разосланные либо по почте, либо факсом или по Интернету политические заявления. Различные левацкие группы, доселе никому не известные (Реввоенсовет, Новая революционная альтернатива и др.), брали на себя ответственность за эти акции и выдвигали политические требования. Такие, как отказ от обсуждения темы захоронения Ленина, прекращение репрессивного характера службы в армии и т.п.
У ФСБ появилась новая цель: отлов «комсомольцев-террористов», в основном членов Революционного Коммунистического Союза Молодёжи —
Комсомольца Соколова за взрыв мемориальной плиты царей Романовых на Ваганьковском кладбище обвиняли в групповом терроризме и почти два года продержали в ведомственном изоляторе ФСБ «Лефортово». Дело, однако, закончилось оправданием Соколова в Верховном Суде РФ: статью «терроризм» полностью сняли, дав условный срок за вандализм и порчу чужого имущества.
Также два года продержали в Лефортово обвиняемых по «делу Реввоенсовета» — редактора газеты «Молодой коммунист» Игоря Губкина с тремя товарищами. Им приписывали взрыв памятника Николаю Второму в подмосковном селе Тайнинском и минирование церетелиевского Петра. Опять следователи Управления ФСБ по Москве и области инкриминировали «страшные статьи», тянущие на пятнадцать-двадцать лет лишения свободы. Итог сходен с предыдущим: суд не удовлетворили собранные следствием доказательства. Дело отправлено на доследование, обвиняемые выпущены на свободу.
Третья волна арестов зачерпнула анархо-коммунистический актив. В Бутырке, «Матросской тишине» и в 6-м женском изоляторе по делу «Новой революционной альтернативы» («антивоенные» взрывы у военкоматов и приёмной ФСБ) оказались шесть человек. Показания двух анархистов, И. Романова и А. Бирюкова, оказались недействительными, так как молодых людей признали невменяемыми. Другие арестованные, четыре девушки (Л. Романова-Щипцова, Н. Ракс, О. Невская и Т. Нехорошева), жалуются в Прокуратуру и депутатам Госдумы, что их держат за решёткой безо всяких оснований.
Этим летом на автобусной остановке одного из райцентров Орловской области был арестован один из секретарей Центрального Комитета
Позвольте, скажете вы, что-то не то. Какие-то памятники, битые стёкла. Дела разваливаются или до ещё суда, или в суде. То, в чём обвиняли комсомольцев, могло казаться «настоящим терроризмом» разве что до осени прошлого года. На фоне взрывов жилых домов в Москве и других городах, послуживших детонатором возобновления боевых действий в Чечне, «бутафорские взрывы» выглядели просто пиротехнической забавой, пусть и с политическим подтекстом.
А где результаты расследования подлинных терактов — взрывов домов в Москве, где блестящая работа по предотвращению подобных новых преступлений? Нет? Почему?
Есть простой ответ на вопрос, куда же смотрит ФСБ. Куда надо. Ей самой. Во-первых, ФСБ просто не может оберечь население от терактов. Это просто жалкий огрызок некогда вездесущего и всемогущего КГБ. Чего ждать от «профессионалов», которые не смогли (или, ещё хуже того, не захотели) своевременно выявить и разоблачить погубителей СССР?
Но не секрет, что последствия развала бывших советских спецслужб преодолевать придётся долго и трудно, если вообще это выполнимая задача. Из некогда всеведущего и всемогущего КГБ наиболее грамотные профессионалы ушли работать в службы безопасности коммерческих структур — или, на худой конец, в президенты… Сложилась ситуация наподобие первых лет советской власти. С одной стороны, «ветераны», не вписавшиеся в новые реалии и дослуживающие до пенсии, с другой — молодые неолимитчики с периферии, не имеющие ни должных юридических знаний, ни навыков оперативной работы.
Во-вторых, работники ФСБ просто не хотят искоренить терроризм. В смысле, не хотят по-настоящему. Не нужно им это. Фээсбэшники — обычные госчиновники, те самые пресловутые бюрократы. Главное — отчётность, карьера, премии, новые звания. А там хоть трава не расти. Да и начальство особо не спрашивает. Взрывают-то простых людей, что в Печатниках, что на Каширке, что в переходе на Пушкинской. Не какой-нибудь жилкомплекс, подведомственный администрации президента, не элитный клуб. Чего беспокоиться-то? И так население России на семьсот тысяч в год сокращается.
После первых «ахов» изумления всем постепенно становится ясно, что работники спецслужб под видом «борьбы с левым терроризмом» де-факто занимаются приписками. А как ещё можно назвать, например, умышленную попытку профессионалов выдать порчу чужого имущества за терроризм? Дело передают в суд, когда следствию уже всё ясно, когда собраны неопровержимые, на взгляд следователей, доказательства. Что это, следственная ошибка? Но куда тогда смотрит прокуратура, которая санкционирует следственные действия и содержание подозреваемых под стражей?
Поэтому вполне можно сказать, что вместо поиска террористов подлинных ФСБ занимается должностным подлогом — борьбой с терроризмом бутафорским. По-человечески понятно и опасение бороться с терроризмом реальным, и естественное искушение раскрыть какое-нибудь громкое «дело» с наименьшими издержками. Да и отмазка есть хорошая. Знаете ли, терроризм, направленный конкретно против мирного населения — неотъемлемая часть «демократического общества»… Даже при современных мощных спецслужбах типа ФБР или Моссада… Вот сначала обеспечьте нам финансирование и техническую оснастку на их уровне, а потом и спрашивайте…
Под настоящую борьбу с бутафорским терроризмом плодятся структуры, выбиваются фонды, формируются штаты, выплачиваются зарплаты, премии, присваиваются очередные звания — на борьбу с мнимой проблемой. Тем временем одно «дело» тихо разваливается за другим «делом». А в это то время террористы реальные, авторы и исполнители захватов заложников в Будённовске и взрывов жилых домов остаются безнаказанными, и, как показал взрыв в переходе на Пушкинской, пребывают в боевой готовности.
Тактику должностных подлогов в «делах о терроризме» облегчает существующая правовая неопределённость. 205-я статья Уголовного кодекса РФ характеризует терроризм как «совершение взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях».
Вряд ли стоит воспринимать как догму эту трактовку. Ведь в советские времена такой статьи не было вообще. Придумали в «новой России» кабинетно, вне связи с практикой, просто чтобы быть «на уровне» развитых стран. Само явление стало распространяться уже позже.
В чистом, самом страшном виде террор — убийство мирных гражданам, чтобы напугать общество и принудить политиков принять нужные решения. Больше всего люди боятся акций, направленных против общества — при которых ни за что ни про что страдают ни в чём не повинные обыватели. Для нас такими акциями были взрывы жилых домов в Москве и других городах осенью прошлого года.
Даже какие-то «адвокаты дьявола» и назовут это «боевыми действиями», то и тогда они будут проходить по разряду «военных преступлений». Тут вряд ли кто назовёт исполнителей «героями», да и сами и они не афишируют авторство. Понимают, что массового восхищения таким «героизмом» нет, лишь страх и ненависть.
Совсем другое дело — настоящие боевые операции. Против войск, техники, госчиновников государства, с которым идёт война. Так советский разведчик Николай Кузнецов на оккупированной фашистами Украине застрелил гауляйтера Коха. Так же проводили боевые операции партизаны. Атакуемая сторона представляла исполнителей «бандитами» и «террористами».
Сегодня политическое противостояние власть-оппозиция с помощью невнятной статьи «терроризм» запросто может сводиться к обычной уголовке. Недавнее «дело Кононова» в Латвии — лучшая иллюстрация. Вопрос «террорист или партизан», «терракт или боевая операция» решается попросту исходя из соотношения сил, кто в данный момент «сверху».
Но ни под одну из этих форм леворадикальные взрывы не подходят. По некоторым признакам напоминая «терракты», эти акции скорее напоминают «идеологические фейерверки», театрализованные представления. Так, в разгар «рельсовой войны», вызванной многомесячной невыплатой зарплат, всё тот же Соколов, закладывая «хлопушку» под плиту царям Романовым, на стене колумбария вывел лозунг «Зарплату — рабочим». «В политике не слышат ничего тише взрыва динамита», — пояснял он свой поступок.
Квалифицировать подобные экзерсисы как «терроризм» есть ошибка и юридическая, и политическая. Но внимание, которое уделяли левакам антитеррористические подразделения ФСБ и МВД (причём вслед за средствами массовой информации), способно вызвать скорее обратный эффект, чем желаемый теми, кто отдаёт приказы силовым структурам.
Сами того, по-видимому не желая, сотрудники ФСБ… помогают вчерашним политическим аутсайдерам войти в политику.
Следствие по делу «агитвзрывов» ведётся отнюдь не понарошку. За три года среди активистов политтусовки «левее КПРФ» прошли десятки обысков, сотни допросов. По полному формату велась прослушка, наружное наблюдение. Изъяты тысячи «вещдоков» — компьютеров, записных книжек, газет и журналов, пакетов с «подозрительными» порошками. Но все попытки следствия поставить в «деле о левом терроризме» жирную точку до сих пор не завершались успехом.
Пойманный на Орловщине А. Соколов, в своё время уже получивший условный срок, ехал на пленум Ревкомсомола в Нижний Новгород, чтобы обсудить проведение летнего военно-спортивного лагеря, Соколов, по-видимому, соответственно экипировался. Сыщики утверждают, что обнаружили у задержанного самодельный пистолет, патроны, какие-то дистанционные пульты. А ещё — многочисленные записки и схемы, самодельные разработки шифров, паролей. Недостававшие до сих пор вещественные доказательства «коммунистического заговора» наконец-то оказались налицо…
Спецслужбы ведут в отношении молодых леворадикалов самые настоящие следственные действия (прослушивание, слежку, обыски и т.п.), подвергают активистов уголовному преследованию (аресты, допросы, заключение в изоляторах), «спецобработке» (избиениям). В молодёжной оппозиционной среде, бравирующей противостоянием спецслужбам, вырабатывается своеобразная «романтика». Кто-то может сравнить её с «блатной».
Выразителен один из газетных заголовков: «Сбылась мечта комсомольца — его посадили в тюрьму». Те, кто подвергается следственным действиям и уголовному преследованию, постепенно вырабатывают опыт реального противостояния, юридический, психологический. Если только не решают «завязать», уйти в безопасные сферы.
По закону единства и борьбы противоположностей, сталкиваясь с «отеческой заботой» спецслужб, вчерашние желторотые революционеры получают на практике нужные знания и вырабатывают необходимые навыки. Технические — навыки конспирации и всё такое. Психологические — смелость, умение не бояться «органов», умение разбираться в соратниках, готовность к взаимовыручке. Юридические — знание уголовного и процессуального законодательства.
Благодаря репрессиям комсомольцы обрастают широкими контактами среди легальных политиков. От таких правозащитников как В. Гефтер и Сергей Адамыч Ковалёв (автор депутатских запросов по одной из фигуранток «дела»), до коммуниста О. Шеина и национал-патриота В. Алксниса. Сочувственные к обвиняемым публикации проходят в изданиях полярных политических ориентаций, от либерально-жёлтого «Московского комсомольца» до красно-коричневого «Завтра».
Чаще всего политики, столкнувшись с реальной перспективой пожертвовать ради провозглашаемых идеалов, «выбирают пепси». Вчерашние радикалы, отведав тюремной баланды, хотя и продолжают непримиримую риторику, спокойно занимают свою нишу в официальной политике.
Достаточно взглянуть на экс-гэкачеписта, а ныне мирного думского законотворца А. Лукьянова. Или «героя 1993 года» Виктора Анпилова, превратившегося в безобидного массовика-затейника для ностальгирующих пенсионерок. Совсем недавний пример — непримиримый защитник свободы слова медиа-магнат Владимир Гусинский, разок понюхав воздуха Бутырки, быстро предпочёл ретироваться на Гибралтар. А бывший пекарь Андрей Соколов — пожалуй, единственный из прошедших застенки оппозиционеров «революционер-рецидивист».
У борьбы ФСБ против «комсомольцев-террористов» есть важный аспект, который пока остаётся незамеченным. За что борются «новые комсомольцы»? За новый революционный коммунизм, за возрождённый Всемирный Советский Союз (прирастающий оклахомщиной и техасщиной). В идеале мы против насилия, — заметил Ленин, насладившись «Апассионатой», — но в наше время нельзя гладить людей по головам, руку откусят, надо бить и бить безжалостно…
Вспомним, что в СССР терроризма не было и в помине. Можно сколько угодно говорить, что будто бы само социалистическое государство вело террор по отношению к инакомыслящим гражданам — но какое государство и когда отказывалось от применения насилия по отношению к своим гражданам? На возможности в любой момент на законных основаниях и с позиции силы лишать свободы и убивать своих граждан и строится весь авторитет государственной машины.
Зато попытки «негосударственного» терроризма в СССР (после искоренения всех оппозиционеров, делавших ставку на вооружённую борьбу) можно перечесть по пальцам. И уж конечно, советские СМИ не делали тогдашним бомбистам и «снайперам» никакого паблисити. Да и самой статьи «терроризм» в тогдашнем Уголовном кодексе не было.
То есть комсомольцы готовы радикально бороться за установление общества, в котором не будет места терроризму. В случае успеха (а кто знает, что нас ждёт) они-то и смогут прекратить терроризм, возродив спецслужбы во всём их величии и блеске. И в этом плане именно обвиняемые Соколов, Губкин, Ракс — подлинные наследники того же Дзержинского. И Берии.
А нынешние эфэсбэшники на фоне портретов Феликса Эдмундовича, что курьёзом висят в их кабинетах, выглядят просто жалкими ящерицами на фоне тиранозавра.